Об авторе: Анатолий Шалыто, профессор, д.т.н., Университет ИТМО.

Один западный профессор расхваливал мне своего бывшего аспиранта, который, оставаясь в науке, при смене работы меняет и тему исследования, и после этого заметил, что такая мобильность приветствуется на Западе.

О том, что, по моему мнению, мобильность и научные школы мало совместимы, я уже писал. Теперь изложу ещё один взгляд на ту же тему.

После сказанного профессором я усомнился, что описанное является единственно правильной траекторией жизни в науке, и посоветовал своему собеседнику представить на месте его аспиранта… Ойстраха, который сначала несколько лет поиграл на скрипке, потом на рояле, а затем он кому-то понадобился в качестве арфиста. А ещё неплохо проделать такой же мысленный эксперимент с Рихтером, который вместо того, чтобы двигаться по жизни указанным образом, почему-то несколько десятилетий по много часов день «долбил» дома рояль.

Сначала профессор сказал, что аналогия не есть метод доказательства, а потом, подумав, предположил, что далеко не каждый является Ойстрахом или Рихтером. Затем он поведал мне, что у музыкантов, особенно такого класса, бесконечный выбор репертуара, который можно «готовить» бесконечно, а научный работник, решив проблему, должен быть готовым решать следующую. «Но зачем-то на новом месте», – не забыл съязвить я.

Возникла пауза, и я продолжил: «Если это так, как Вы рассказали, а у меня нет оснований сомневаться в этом, то, по моему мнению, учёный выбрал (ему «поставил» научный руководитель, работодатель или заказчик) для исследования не ту проблему, так как в науке обычно бывает иначе.

В подтверждение этого я привел пример. Когда у известного гистолога Григория Невмываки спросили, как он может всю жизнь изучать строение червя, он удивился и сказал: «Червь такой длинный, а жизнь такая короткая!» Пример из книги Даниила Гранина «Эта странная жизнь», в которой описывается жизнь биолога Александра Любищева; прочтя книгу, вы поймете, сколько в жизни можно успеть, если очень аккуратно обращаться со временем.

А вот что об учёных писал философ Макс Вебер ещё в 1918 году и что, мне кажется, будет справедливо всегда: «Личностью в науке является только тот, кто служит лишь одному делу. И это касается не только области науки. Мы не знаем ни одного большого художника, который делал бы что-либо другое, кроме как служил делу, и только ему. Отдельный индивид может создать в области науки что-либо завершённое только при условии строжайшей специализации. Только благодаря этому человеку, работающему в науке, может быть, один-единственный раз в жизни дано ощутить во всей полноте, что ему удалось нечто такое, что останется надолго».

Далее Вебер продолжает. «Поэтому кто не способен однажды надеть себе, так сказать, шоры на глаза, тот пусть не касается науки. Он никогда не испытает того, что называют увлечением наукой. Без странного упоения, вызывающего улыбку у всякого постороннего человека, без страсти и убеждённости – без этого человек не имеет призвания к науке, и пусть занимается чем-нибудь другим. Ибо для человека не имеет никакой цены то, что он не может делать со страстью. Страсть является предварительным условием самого главного – «вдохновения». Есть ли у кого-то научное вдохновение, зависит ещё и от «дара».

И ещё от Вебера: «Внезапная догадка не заменяет труда. C другой стороны, труд не может заменить или принудительно вызвать к жизни догадку, так же как этого не может сделать и страсть. Только оба указанных момента – и именно оба вместе – ведут за собой догадку. Догадка появляется тогда, когда это угодно ей, а не когда это угодно нам».

Известно, что «учёный старается знать всё больше о всё меньшем, пока не будет знать всё ни о чём». Поэтому для того, чтобы не оказаться у разбитого корыта, многие выбирают не профессию учёного, а научного работника, или ещё лучше… системного администратора, которая востребована всегда и везде. Однако, слава Богу, что есть Земле люди, которые рискнули стать учёными и никогда не пожалели об этом!

Один из таких учёных – Пал Эрдеш, венгерский математик, он очень часто публиковался. Чтобы по-настоящему заниматься наукой, он нигде не работал, не имел ни дома, ни семьи. Более полувека постоянно путешествовал, существуя на вознаграждения от чтения лекций и выступлений. Сформулировал много математических проблем. Эрдеш помнил, на чём вы остановились в беседе два года назад. Он одновременно работал с 50, а то и 100 учёными. Он, как пчела, летал от цветка к цветку и опылял математиков всего мира».

Эрдеш родился в 1913 году в Будапеште. В детстве был вундеркиндом. В Венгрии 1928 года были математические журналы для школьников и проводились ежемесячные соревнования для одарённых молодых людей. Первый сто́ящий результат Эрдеш получил в 19-20 лет. Он элегантно доказал то, что называется теоремой Чебышева. Взрастил с детских лет несколько дюжин талантов, многих из которых посещал и жил у них по несколько дней. У него не было кредитных карт, и он мог улететь в другую страну с 20 долларами в кармане.

Эрдеш, в частности, открыл случайные графы. У него было поразительное чувство того, что может быть интересным. Он не только «прыгал» из одной страну в другую, но и из одной области математики в другую. У него, видимо, 1300 статей, и это при том, что про математиков говорят, что они мало пишут (к Эйлеру, например, это тоже не относилось). Эрдеш был стандартом хорошего человека. Он умер в 1996 году в возрасте 83 лет.

Итак, Эрдеш написал статей не меньше, чем Ойстрах выучил музыкальных произведений. Так что приведённая выше аналогия была не так уж и плоха, и мою мысль обосновала верно.